Невеста по наследству [Отчаянное счастье] - Ирина Мельникова

— И кто же снабдит меня этим приданым, уж не вы ли, дядя Ратибор? — Настя с преувеличенным удивлением уставилась на хозяина кабинета, от души забавляясь его неожиданным смущением.

— По-моему, ты зря смеешься надо мной! — Пальцы Райковича выбили по деревянному подлокотнику кресла быструю дробь, и Настя заметила, что они заметно дрожали. Ратибор заметил ее взгляд и спрятал руку в карман. — У меня достаточно средств, чтобы обеспечить тебе и твоей матери достойное существование. И совсем не стоит ехать для этого в Красноярск.

— Уж не хотите ли вы жениться на маме? — Настя хотела пошутить, но уже в следующее мгновение пожалела, что эти слова слетели у нее с языка.

Глаза Райковича бешено сверкнули, он даже заскрежетал зубами и с негодованием произнес:

— Ни за что и никогда я не женюсь на твоей матери, Настя! Она недостойна этого, хотя бы потому… — Он опять стиснул зубы и с досадой добавил:

— Я не хочу с тобой это обсуждать. Ты слишком молода, чтобы понять, почему я даже не помышляю о том, чтобы взять в жены женщину, которую ты называешь своей матерью!

— Дядя Ратибор, — Настя почувствовала неодолимое желание придушить мерзкого человечка, посмевшего говорить о ее матери подобным тоном, с таким неприкрытым чувством превосходства и презрения, — к вашему сведению, моя мама и мысли не допускает, чтобы выйти за кого-то замуж! Но, если она решится на этот шаг, я буду искренне рада. Она еще молода и хороша собой и, думаю, сумеет найти свое счастье! Но в списке возможных претендентов на ее руку, я это знаю точно, никогда, вы слышите меня, никогда не появится ваше имя!

— А кто же там появится, позволь узнать, неужто Фаддей Багрянцев или старший Ратманов? — Райкович с презрительной усмешкой посмотрел на девушку. — Твоя матушка весьма умело флиртовала с обоими, ничуть не стесняясь моего присутствия, и, думаю, небезуспешно!..

— Ах вы, жалкий негодяй! — Настя вскочила со своего кресла, одним прыжком преодолела расстояние до стола и в мгновение ока вцепилась в пышную шевелюру Райковича. — Я вам покажу, как оскорблять… — Она не договорила, с изумлением созерцая в своих руках скальп, содранный с черепа ее зловредного противника. Но против ожиданий, ее взору открылась не кровоточащая рана, а жалкая пустыня, покрытая редкой растительностью.

Она ошеломленно посмотрела на растерянного Райковича и вдруг принялась хохотать как безумная.

Райкович перегнулся через стол, вырвал у нее из рук парик и кое-как нахлобучил его на голову.

— Вон отсюда! — рявкнул он во весь голос и изо всех сил ударил тростью по столу. — Вон из моего дома, девчонка! Чтобы ни тебя, ни твоей матери уже утром не было здесь! Жалкая паршивка! — Он еще раз стукнул тростью, теперь уже об пол. — Еще приползешь ко мне на коленях, негодяйка, и будешь умолять, чтобы я женился на тебе, потому что никто другой не пожелает взять в жены обесчещенную девицу!

— Вы?! — Настя даже задохнулась от неожиданности. — Вы решили, что я могу выйти за вас замуж?! Да меня тошнит от одного вашего вида, господин Райкович! Вы — не человек, а самое мерзкое из всех насекомых, когда-либо живущих на земле!

Райкович вытаращил глаза и вправду стал похож на огромного лупоглазого то ли кузнечика, то ли сверчка. Он открывал и закрывал рот, словно на мгновение лишился языка, потом без сил упал в кресло и движением руки показал Насте на дверь. Девушка гордо вздернула подбородок, присела в низком реверансе и, постаравшись всем своим видом выразить величайшее презрение, направилась к выходу.

— Ты еще пожалеешь, бесстыдная дрянь! — Его слова догнали Настю уже на пороге, и под аккомпанемент этих шипяще-рычащих звуков она громко захлопнула за собой дверь кабинета.

Глава 24

— Дорогая, к своему стыду, я даже понятия не имею, кто раззвонил по всему свету о побеге Насти, и к тому же с такими подробностями! — Глафира прижала пальцы к вискам и покачала головой, осуждая неизвестных злопыхателей, раздувших пожар скандала на всю Москву. — Я настаиваю на том, что ни я, ни Дарья словом не обмолвились о происшествии в Самаре, пока не услышали о ваших приключениях на балу у Тауненбергов. Но кто, кроме нас, мог узнать, и так скоро, о безобразнейшем поступке графа? Кто? — Она посмотрела на Ольгу Ивановну и сочувственно произнесла:

— Не мучайся, Оленька, в догадках! В последнее время ты отвратительно выглядишь! И не мудрено, — Глафира слегка понизила голос, — рядом с Райковичем никакой нормальный человек долго не выдержит! Это вы правильно решили — пожить у меня. Я ведь сразу тебе предлагала… — Хозяйка оглянулась на звук открывающейся двери и расплылась в любезнейшей улыбке:

— Фаддей Ильич, какими судьбами?

Настя испуганно вздрогнула и посмотрела на дверь.

На пороге из-за широкой спины лакея, не успевшего возвестить о внезапном визите Багрянцева, показалась несколько растерянная физиономия поэта. Не по обыкновению смущенно улыбаясь, он приложился по очереди к ручке каждой из дам и осторожно опустился в единственно свободное, хрупкое с виду кресло.

Судя по тому, что он не проявил очевидного интереса к окружающей обстановке и как безошибочно, не поворачивая головы, придвинул к себе пепельницу, стоящую рядом на тонконогом, подобно креслу, столике, Настя поняла, что поэт здесь не впервые. И можно только догадываться, по какой причине Глафира притворяется, что этот визит для нее в такой же степени неожиданный, как и появление в ее доме семейства Меркушевых сегодня утром.

Фаддей, опять не спросив разрешения, закурил, подтвердив тем самым Настину догадку, что в этом доме ему многое позволяется. Причем это многое уже вошло в привычку, и тому, как это выглядит со стороны, не придается слишком большого значения ни хозяйкой, ни гостем.

Так, поэт окликнул по имени лакея и попросил принести ему лимонада, а Глафира, очевидно машинально, подала ему небольшую плоскую подушечку, и Багрянцев привычным, домашним жестом ловко пристроил ее себе под поясницу.

Настя незаметно подмигнула матери. Та понимающе улыбнулась, но предупредила взглядом, чтобы дочь не слишком увлекалась разоблачением чужих секретов.

За чаем Фаддей непривычно молчал и оживился только после того, когда хозяйка и ее гости перешли в гостиную. Разговор вернулся в старое русло, потому что Ольга Ивановна перед первым выездом в свет непременно желала узнать, кто же все-таки умудрился разнести новость о необыкновенных приключениях ее дочери с бывшим женихом раньше, чем они добрались до Москвы. Дарья клялась и божилась, что без ведома Глафиры и слова молвить не смеет и вся-то ее роль сейчас заключается в том, чтобы затушить скандал и не дать ему превратиться в стихийное бедствие, способное навсегда погубить репутацию Ольги Ивановны и ее дочери.